Ее я называла просто - «Брошка»…
Она всегда мурлыкала в ответ…
Она была бродячей, доброй кошкой…
Мы были с ней знакомы много лет…

И Брошка рассказала мне однажды…
Что родилась на улице зимой…
(Не знает точно где…да и не важно…)
В коробке тесной, рваной обувной…

И первое, что все мы ощутили…
Вдохнув планеты этой кислород…
Мороз и ветер, холод как в могиле…
Хрустящий, острый, очень острый лёд…

И мамино мурчание с отдышкой…
Я помню все подробно до сих пор…
И эти, разноцветные… как вспышки…
Ну, как их называют…? Светофор?!

Потом обычно Брошка замолкала…
И так сидела несколько минут…
Наверное, детали вспоминала…
Еду, коробку, первый свой маршрут…

(Глаза ее невольно закрывались…
И Брошка продолжала говорить):
Мы к Маме носом сильно прижимались…
Нам всем хотелось жить… хотелось жить…

Коробку продувало словно сито…
Дырявое... сквозное решето…
Была она для всех ветров открыта,
Распахнута, как летнее окно…

Не знают люди про кошачьи слёзы…
Промёрзшие с хвоста и до ушей…
Крещенские суровые морозы…
Нас шестеро в коробке малышей…

Мы думали, что Мама так играла…
Крутила нас, вертела… А она
Шершавым языком нас растирала…
Чтоб насмерть не замучила Зима…

Мы ели что попало… где придётся,
Объедки, мусор, кости, всякий хлам…
Короче, все, что только не найдется…
И то всегда делили пополам…

Я помню день, когда погибла Мама…
Дорога. Вечер. Холод. Тормоза…
Она тогда в отрытых, драных ранах
К коробке нашей тихо подползла…

(И Брошка разревелась, как ребенок…
Уткнувшись мокрым носом мне в ладонь…
Она всего лишь маленький котенок…
А сердце полыхает как огонь…)

Ну, ладно… а потом я повзрослела…
И мне открылся весь жестокий мир…
Скиталась, голодала и болела…
Смотрела в окна городских квартир…

Я в этих окнах часто наблюдала…
Счастливые, в уюте, вечера,
А я как прокаженная страдала,
В молитвах не замерзнуть до утра…

Но зла на сердце вовсе не держала…
И днем сидела около дорог…
К прохожим, как родным своим бежала…
Что б кто-нибудь, хоть чем-нибудь помог…

Но в большинстве своем они меня пинали…
С таким презрением, мол, мерзость, отвали…
О, Господи! Да если бы вы знали…
Как сильно не хватает мне любви…

Как я мечтаю молча, на коленях…
Свернуться… замурлыкать и уснуть…
И тихо, прикоснувшись к вашей тени…
Ладони, как собака, вам лизнуть…

О, Господи… Да если бы вы знали…
Как много я уже пережила…
И если бы вы, люди так страдали…
Желая умереть, а я жива…

И слякоть, что в апреле мне по уши…
И голод, словно затяжной прыжок…
Изматывает, истязает душу…
А вы в меня бросаете снежок…

Смеетесь надо мной, как над игрушкой…
А я живая… я еще дышу!!!
Хочу уснуть на плюшевой подушке,
Что вы кладете на ночь малышу…

(Тут Брошка часто-часто задышала…
Как будто снова в тот момент перенеслась
И сердце еще больше задрожало,
А боль через края перелилась…)

А я прижалась к ней своей щекою…
Целую, Брошка, Брошка говорю…
По спинке глажу пестренькой рукою…
Любимую, бесхвостую свою…

Она так много-много рассказала…
Что мне и в трёх томах не написать…
Про площадь скользкую, что у вокзала…
Про то, как всех просила приласкать…

Про долгие, большие снегопады…
Про свой ночлег – растопленный сугроб…
Про сны свои, в которых с мамой рядом…
Про миски ржавые, что ставят у дорог…

Она такие мне открыла тайны,
Что кошка в сердце каждая хранит…
Как все бездомными становятся случайно…
И сколько в жизни боли и обид…

Она была со мной так откровенна…
Что было иногда не себе…
Все кошки в мире – жители Вселенной…
И временно они здесь, на Земле…

Она мне рассказала, что однажды…
Уйдет туда, где есть какой-то Свет…
Куда… когда…?! Да это и не важно…
Он ушла, и больше ее нет…

Ее я называла просто - «Брошка»…
Она всегда мурлыкала в ответ…
Она была бродячей, доброй кошкой…
Мы были с ней знакомы много лет…